1. Сенека Доу | Seneca Dow
Настоящее имя, Гвидо Антониу, не афишируется.
2. 44 (21 апреля 1968)
3. ICQ: 626104983
4. Взят из другой ролевой.
Память. Проклятое слово. Фенрис уже почти мечтает о тех днях, когда был лишен её. Его незнание, хоть и служило некоторым поводом для грусти, хоть и погружало в раздумья в редкие часы свободы от приказов хозяина, не приносило такой жгучей, разъедающей сердце боли. А потом он сбегает. И тут же опять память шепчет ему, что можно начать все с чистого листа, раз вместо воспоминаний о детстве скомканные пустые листы. Но нет, появляется тот, кто жестоко и бессердечно рушит все планы. Даниэль. Когда Лито видит его лицо, та иллюзия отсутствия памяти рушится, пустота заполняется какими-то нелепыми пейзажами. И та ночь... Глаза, которые являлись в кошмарном сне... Злость захлестывает "эльфа", но он не желает дать ей выход. Нет, не сегодня, не сейчас, не здесь. Фенрис просто рычать готов от влившихся в его мозг, словно раскаленный свинец, чувств и ощущений. Это как болезнь, эта ненависть. Чем больше он думал, тем больше заболевал, тем больше ненавидел Даниэля. Тот был ребенком, да. Но что это меняет? А что принесло? Тринадцать лет рабства, унижений, насмешек. Нет, такое прощать нельзя, ни в коем случае. А то Мак-Тир уже было подумал, что может, действительно может простить молодого человека, забыть про то, чему помог его несовершенный поступок. Не получится. Память вновь раскалилась, как наковальня под алеющей от жара сталью, под ударами молота. Глаза, глаза, глаза... Он не мог думать ни о чем другом, не мог испытывать что-либо другое. И мечтал лишь уйти подальше отсюда, запереться в этом доме и не выходить, пока ветер не заметет окончательно следы этого ненавистного ему друга. Не дышать, пока воздух, которым дышал он, не превратится весь в углекислый газ, будет использован совершенно другими людьми в качестве источника жизни, другими незнакомцами, никак не относящиеся к Леграну, к его необычайным глазам, заставляющим его все это испытывать. Фенрис не хочет больше слышать этого голоса, а слова о каких-то там чувствах без срока годности приводят его в бешенство. Он останавливается, сжимая кулаки до онемения пальцев, до побеления костяшек, до дрожи. Ни намека на боль "эльф" не замечает в речи Даниэля, ведь сейчас он в полной мере ослеплен своими чувствами, которые просто невозможно передать. Что ж, давай послушаем. Он стоит спиной, весь дрожа от гнева, ждет, пока заклятый враг начнет говорить, когда от его голоса сожмется яростно сердце. Не уходи. Останься. Лито презрительно хмыкает, лицо перекашивает гневом. Но то лишь маленькая часть. Даже дальнейшее признание заставляет лишь ещё сильнее испытывать это, ещё острее ощущать терзающие и резкие эмоции. Фенрис разворачивается, молниеносно приближается к Леграну и буквально вдавливает того в деревянную стенку соседнего дома, с силой толкает на неё, заставляя выдохнуть кислород, что находился в легких до этого, вцепившись пальцами до боли в предплечья. По-прежнему на лице находит свое выражение гнев и презрение. Глаза прекрасного болотного цвета горят, уже не скрывая того, что чувствует их обладатель. Пальцы перемещаются на плечи, а молодой человек всем телом приближается к объекту своей ненависти, вжимая того в деревянную поверхность. Их лица разделяют всего несколько сантиметров, Легран может ощутить дыхание на своей коже, сбивчивое, непостоянное, рваное, наполненное эмоциями, как и все естество Фенриса в данную минуту.
- Я люблю тебя? Как легко ты это говоришь, - гневно шипит Лито сквозь стиснутые зубы. Челюсть от этого сводит, но злость затмевает ощущение. Она же заставляет практически рычать. С хрипотцой, что всегда присутствует в голосе Мак-Тира, это удается слишком уж хорошо. - Чувства, какие бы ты ни испытывал, меня не волнуют. Твои чувства? Какая глупость. Мне все равно, слышишь? Я ненавижу тебя, ненавидел, ненавидеть буду. И ничто не сможет это изменить. Хоть сотню, хоть тысячу раз спаси меня от смерти. Я предпочту подохнуть, чем принять твою помощь. Всегда в моей памяти будут жить воспоминания об этих глазах, которые я всей душой желаю вырвать собственными пальцами. Вот, что поистине не имеет срока годности. А не твои мерзкие чувства.
Каждое слово произносят четко, с нажимом, словно вбивая его в мозг Даниэлю, чтобы он понял, чтобы не забыл, чтобы это, как нечто особо значимое, раскаленными буквами высеклось у него в голове. Зрачки сбегают с глаз Леграна на губы, а затем мерзкая, жестокая усмешка вкупе с холодно-презрительн­­ым взглядом приходит на его лицо.
- Хотя, знаешь, кое-что я все же хотел бы получить от тебя прежде, чем кишки на кулак намотаю, - добавляет он, и, хотя его голос уже не так дрожит от гнева, а подстраивается под выражение на губах и в глазах, не стоит сомневаться, что чувства в нем разгорелись лишь ещё больше, всепожирающим пожаром промчались по внутренностям, не оставив ничего, кроме слепой жажды. Губы "эльфа" властным и болезненным поцелуем накрывают губы Леграна, а пальцы теперь уже до боли сжимают запястья. Телом, этим массивным доспехом Даниэля по-прежнему прижимают к стене, не позволяя, не разрешая сопротивляться. На пару секунд блондин отстраняется, но расстояние между их губами не превышает и двух сантиметров. - Я покажу тебе, что значит быть рабом.
И вновь требовательный, болезненный поцелуй.